Искусство, дающее силу жить

Искусство, культура – то, что наполняет людей силой даже в самых сложных жизненных ситуациях. Виктория Тучинская, унаследовавшая от своего отца сочетание двух профессий – музыки и медицины, говорит о творчестве и его роли в человеческой судьбе, проживая заново каждый раз историю своей семьи. В этом материале мы публикуем воспоминания талантливой и сильной женщины о талантливом и сильном отце.

Виктория Тучинская доктор Флорентийской академии изящных искусств, дизайнер, владелец ювелирного бренда VitaKamerton

Иосиф Эльгисер был талантливым хирургом и выдающимся музыкантом, награжденным Золотой медалью ЮНЕСКО и званием «Золотое имя мировой культуры». За свою жизнь он сыграл всё, что когда-либо было написано для фортепиано за всю историю существования инструмента.

Виктория Тучинская всегда рассказывает об отце с большой любовью и восхищением. Будучи превосходным рассказчиком, она увлекает слушателей с первых фраз.

«Мой отец всем своим обликом опровергал устоявшееся представление о пианистах. Крупный мужчина с мощными, мясистыми руками, он властвовал над роялем, покоряя слушателей невероятной исполнительской волей и виртуозностью. При этом очень трогательно относился к инструменту, называл его "мой собрат". Как хирург он гордился тем, что под его скальпелем не умер ни один пациент. Как пианист он гордился тем, что за всю жизнь не порвал на рояле ни одной струны.

Играя даже в почтенном возрасте огромное число концертов (по 200–300 в год), он не терпел "проходного" отношения к исполнительству, выкладывался полностью каждый раз независимо от места и количества слушателей. Конечно, это был большой физический труд. Поэтому папа менял за концерт по две, иногда три рубашки. Я покупала ему концертные рубашки каждый раз, когда находила нужный размер. После ухода отца я перешила их на себя.

Для меня надеть папину рубашку – не просто выглядеть классически. В этом есть определенный символизм, память об отце, его труде.

На одной из рубашек я вышила точную копию картины известной художницы русского авангарда Александры Экстер "Урок музыки". Подводя в своих дневниках итоги творческой деятельности, отец писал: "Я до самозабвения любил своих учеников". Отдав более 50 лет преподаванию, он с одинаковой самоотдачей относился к каждому из них независимо от меры его способностей. И многочисленные ученики до сих пор помнят своего учителя, играют его сочинения и следуют его педагогическим принципам.

Занимаясь вышивкой не на уровне хобби, я стараюсь вложить в каждую свою работу определенную философию. Так, на этой рубашке кроме картины вышит и колористический круг Шеврёля. Им руководствовались художники-авангардисты, и Александра Экстер использовала его в работе со своими учениками. Связь колористики с музыкой – глубоко изученная тема. Выбирая краски для своей живописной работы, художник сознательно или интуитивно выбирает определенные вибрации звуков.

А связь поколений, сохранение традиций семьи есть неисчерпаемый источник внутренней силы, духовный стержень, камертон судьбы. Именно об этом мы говорили на встрече WIC.

Судьба отца складывалась непросто. Он сыграл свой первый сольный концерт в пятилетнем возрасте, снискав славу вундеркинда. Но началась война. Уже в июле 1941 г. немцы оккупировали Буковину. Всё еврейское население угнали в гетто. Страшной дорогой смерти шли 20 тысяч людей – стариков, детей, мужчин и женщин. Потерявших силы тут же расстреливали.

Фашисты велели всем взять с собой самое ценное. И 11-летний мальчик взял с собой школьный табель с пятерками по всем предметам и книгу афоризмов Бетховена, изданную готическим шрифтом. Бетховен давал ему силы, как и знаменитая тема Героической симфонии, которую композитор назвал "Так судьба стучится в дверь". Сила судьбы оказалась во власти музыки.

Когда поредевшую толпу узников (а из 20 тысяч до концлагеря дошли только 12 тысяч человек) выстроили на плацу и начали “сортировать”, мальчик стоял возле матери и сестры, прижимая к груди дорогую книгу. Эсесовец взял в руки книгу и удивленно посмотрел на мальчика.

– Ты читаешь готическим шрифтом?

– Да.

– А что еще ты умеешь?

– Я играю на рояле и пишу картины маслом.

– Иди налево, ты должен жить.

Налево отправляли тех, кого решили не сразу сжечь в крематории.

Мальчику повезло еще раз, когда коменданту лагеря доложили о двух талантливых детях из шестого барака. Комендант любил музыку. Он вызвал мальчика к себе и велел играть.

– Если мне понравится, останешься жить. Если нет, то крематорий – напротив.

Мальчик ответил:

– Если понравится, пусть останутся жить моя мама и сестра.

Он сел к роялю. Зазвучал не Бетховен, зазвучал Вагнер. Любимый композитор Гитлера. Это должно было понравиться коменданту. И как же это было страшно – держать в мальчишеских руках судьбы родных. "Танец валькирий" из оперы "Кольцо Нибелунга" папа играл только еще один раз в жизни. Спустя 30 лет после войны он попал на экскурсию в тот самый концлагерь. Сохранился домик коменданта. И рояль стоял на том же месте. Папа перешагнул через канаты ограждения, сел за инструмент и заиграл Вагнера. Сохранившая жизнь ему, матери и сестре музыка звучала в гробовой тишине. Слезы текли по папиному лицу. “Сила Судьбы стучалась в дверь."

Папина семья оказалась единственной вернувшейся в полном составе после освобождения. Из 20 тысяч.

За свою жизнь папа сыграл множество концертов. Но только Золотая медаль ЮНЕСКО и звание "Золотое имя мировой культуры" по-настоящему открыли ему дорогу на европейские сцены. Пусть поздно, после 70 лет, но открыли. Он стал третьим в истории фортепианного искусства пианистом, сыгравшем ВСЁ, что было написано для фортепиано. Это был настоящий творческий подвиг. Сотни бесплатных концертов, сыгранных не в столицах, а в небольшом городе Черновцы. Тысячи слушателей. Афиши, которые папа рисовал сам.

Германия, назначившая ему пенсию "концлагерного ребенка", искупала свою вину за кровавое детство. Но папа тратил эти деньги на покупку роялей и пианино. И ставил их в различных организациях города. Он говорил, что там, где есть инструмент, всегда будет звучать музыка. Один из этих роялей я вернула два года назад в наш черновицкий дом. И в доме опять звучит музыка. Я играю, когда приезжаю в Черновцы. Играю в совершенно опустевшем родном доме. Опустевшем потому, что всю папину огромную библиотеку, картины, музыкальные инструменты, архив я подарила городу, сделав предподарочную выставку, которую назвала "De memoris" –"Помнящая" по-латыни.

Расскажу о последнем папином концерте

Это случилось в Париже, куда мы с отцом отправились через полгода после перенесенной им операции. Сломанная шейка бедра укладывает пожилых людей в постель насовсем. Как правило. Но папа всегда был исключением из правил. Уже на третий день после операции он встал на ноги и начал тренироваться, прибавляя каждый день по десятку шагов. Именно десять шагов ему нужно было сделать, чтобы дойти до рояля. Уже здесь, у меня в Москве.

Многочисленные путешествия и гастроли, в которых я сопровождала отца, как-то не приводили нас в Париж. А мне очень хотелось постоять с ним в Лувре у "Моны Лизы". И это, казалось, уже невозможное случилось.

После музея мы зашли в Парижскую консерваторию. Просто так. Папа присел на диванчик в коридоре. А рядом разговаривали двое мужчин. Говорили о концерте, оказавшемся под угрозой срыва из-за болезни солиста.

– О чем они говорят? – спросил папа.

– Кажется, у тебя будет сегодня концерт, – сказала я и подошла к собеседникам. – Вам не надо искать солиста, он сидит прямо перед вами.

Французы посмотрели на пожилого мужчину с тростью, сидевшего на диванчике. Несколько слов о папе, и последовавший вопрос:

– Неужели ему всё равно, что играть?

– Всё равно. А что надо?

– Второй концерт Сен-Санса.

Иду к папе:

– Второй концерт Сен-Санса.

– Я не играл его лет 30. Надо вспомнить кое-что из финала.

Возвращаюсь, повторяю папину фразу. Они потрясены, но откуда им было знать о феноменальной памяти музыканта, хранившей сотни произведений, сыгранных или услышанных за всю жизнь.

Не имея времени на репетицию, папа попросил дирижера прийти с партитурой. Мы зашли все вместе в класс. Дирижер предложил сразу начать с фортепианной партии. Но папа сыграл и всё оркестровое вступление. Вопросов больше не возникло.

Оставалась нерешенной проблема с концертной одеждой, ведь мы приехали в Париж как туристы. Но эта проблема решилась очень быстро. Вызвали костюмера из Гранд-Опера, подобрали папе фрак.

И мы уехали в гостиницу.

Папа не сказал ни слова за несколько часов. Я понимала, что он мысленно играет.

За час до концерта мы уже были в консерватории. Занавес закрыт, оркестранты занимают свои места, настраивают инструменты. Соблюдая нашу традицию иметь возможность во время исполнения встретиться глазами, я ушла за противоположную кулису. И тут папа подозвал меня и попросил остаться караулить трость.

– Я не пойду на сцену с палкой, – сказал он и тяжело, преодолевая боль, вышел к роялю.

Концерт был сыгран блестяще. После аплодисментов дирижер рассказал слушателям о случившейся замене солиста. Началась овация. Папа сидел на стуле за кулисой, слушал овацию и вдруг сказал:

– Мы же в Париже. Надо сыграть на бис французскую музыку.

И снова медленно, тяжело, словно каменный гость, он вышел на сцену. Зазвучал Дебюсси. "Девушка с волосами цвета льна". Нежная, мечтательная пьеса французского импрессиониста. Снова долгие аплодисменты.

Папа ушел со сцены, сел за кулисами на стул и сказал:

– Это был мой последний концерт.

Я ответила:

– Зато где и какой!»

Виктория принесла на форум Women`s Influence Community одну из своих работ и рассказала историю создания квилта памяти отца. Текстильная картина с двумя анатомическими сердцами, объединенными последней фразой, написанной ее отцом за три часа до ухода, с кардиограммами отцовского сердца, остающегося молодым и не прекращающим своего биения. Картина названа "Сердце, полное Печали. Сердце, полное Любви". "Doloroso con amore" – печально, с любовью. Последняя фраза великого музыканта перед встречей с Богом. И смысл Памяти, Любви и Судьбы.

Виктория Гусакова

Читать все статьи рубрики